Том 4. Классические розы - Страница 35

1925 г.

Джиакомо Пуччини

В диссонах Пуччини броско
Любила (финал на откосе!)
Певица Флория Тоска
Художника Кварадосси.

В диссонах Пуччини дэнди —
Как Скарпиа — равен шельме.
…Не Ливия ли Берленди?
Не Руффо ли? не Ансельми?

В диссонах Пуччини столько
Насыщенности богемы:
Ты помнишь Мими и Рудольфа —
Героев его поэмы?

А сколько в его пучине, —
В пучине Мапоп немасснэйной,
В пучине диссон Пуччини, —
Грации бётерфлейной!..

Впивая душой Пуччини,
Над безднами вы висели.
О, дикая весть о кончине —
Нескончаемого — в Брюсселе!..

1924 г.

Три периода

Рифм благородных пансион
Проституировало время.
Жизнь горемычно отгаремя,
В непробудимый впали сон
Все эти грезы, грозы, розы…

Пусть декламические позы
Прияв, на кафедрах чтецы
Трясут истлевшие чепцы
Замаринованных красавиц —
Всех грез, берез, и гроз, и роз,
Пусть болванический мерзавец
В глазах толпы потоки слез
«Жестоким» пафосом пробудит
И пусть мерзавца не осудит
Любитель тошнотворных грез, —
Пусть! время есть, — пусть!

День настанет,
Когда толпа, придя в театр,
Считать ихтиозавром станет
Чтеца, пришедшего в азарт
От этих роз противно-сладких,
И, вызывая без конца
Кривляющегося в припадках
Мамонтовидного чтеца,
Его приемлет, точно чудо…
И в этот день, и в день такой
Ей подадут ушат помой
Футуристического блуда…

А мы, кого во всей стране
Два-три, не больше — вечных, истых,
Уснем в «божественной весне»
И в богохульных футуристах…

Но это не последний день —
Я знаю, будут дни иные:
Мои стихи — мою сирень —
Еще вдохнет моя Россия!

И если я не доживу
До этих дней, моя держава,
Мне на чугунную главу
Венок возложит величаво!

1924 г.

Поэтам польским

Восторженное настроенье
Поэтов польских молодых
(Они мои стихотворенья
Читают мне на все лады)
Напоминает, что сиренью
Снега заменятся и льды!..

Ты на отлете, четкий Тувим,
Тебе чеканный путь на Рим.
Пари, о царственный, пари
На родственный тебе Везувий!

И ты, в бразильские лианы
Врубавшийся Слонимский, тут!
Ты созерцал змеиный жгут,
Чти звенья как сицилианы.

И ты, кто ласковей снежинки,
Чей взгляд радушней звука «а»,
Как солнце светишься, Вежинский,
Пронзающее облака!

Три с половиною зимы
Прошло со дня последней встречи.
Разлукой прерванные речи
Легко возобновляем мы.
И Тувим прав, сказав, что легче
Всего вести поэтам речь:
В сердцах так много птичек певчих —
Стихов о росах на заре.
Я руку жму его покрепче,
Изнеженную на пере…

Варшава

31 янв. 1928 г.

Бриндизи Лео Бельмонту

(Обед в варшавском «Эрмитаже» 6 окт. 1924 г.)

В честь Вас провозглашенье тоста,
Поверьте, для меня восторг:
Вы — новый Уриэль Акоста!
Вы — «ахер», кто шаблон отторг!
Воспитаннику Мнемозины,
Ее, подругу Аонид,
Дочь Эхо, нимфы из долины
Пенея, ту, кто озарит
Лучом своих созвучий небо,
Вы рифму, дочь от бога Феба,
Спасали двадцать лет назад,
Как даровитый адвокат,
От клеветы и от наветов
Непоэтических поэтов, —
И я отметить это рад…

В ту невеселую эпоху
Вы дали руку «скомороху»
На обывательском арго —
Поэту русскому большому,
Взглянуть Вы смели «по-иному»
На все новаторство его…
И оттого, — и оттого,
Что Вы, прекрасный чужеземец,
Россию лучше россиян
Познали, Вы клеймились всеми,
Непризнанностью осиян…
Свершали твердо путь свой скользкий
Вы вне пространства, вне времен:
«Онегин» целиком на польский
Не Вами ли переведен?
Пред Вами, витязем в увечьях,
Склонялись правды короли:
Ведь двадцать жизней человечьих
От виселицы Вы спасли!
И ныне, путь свой завершая,
Не по заслугам Вы в тени:
Не слишком ли душа большая
В такие маленькие дни?…
Свой тост за Вас провозглашая,
Я говорю: Вы не одни!
Не знаю кто еще, но с Вами
Я вечно впредь наверняка.
И пусть забыты Вы пока, —
Вас благодатными словами
Почтут грядущие века!

1924 г.

На смерть Валерия Брюсова

Как жалки ваши шиканья и свист
Над мертвецом, бессмертием согретым:
Ведь этот «богохульный коммунист»
Был в творчестве божественным поэтом!..

Поэт играет мыслью, как дитя, —
Ну как в солдатики играют дети…
Он зачастую шутит, не шутя,
И это так легко понять в поэте…

Он умер оттого, что он, поэт,
Увидел Музу в проститутском гриме.
Он умер оттого, что жизни нет,
А лишь марионетковое джимми…

Нас, избранных, все меньше с каждым днем:
Умолкнул Блок, не слышно Гумилева.
Когда ты с ним останешься вдвоем,
Прости его, самоубийца Львова…

Душа скорбит. Поникла голова.